«Глава III»

Аксаковы в эмиграции

«Ей, России, принесем мы в подарок сбереженные реликвии нашей государственности.

Ей отдадим мы наши старые знамена, сохраненные в годину лихолетья.

К ее ногам положим трехцветные знамена и скажем: «Суди!»

В. Даватц

По состоянию на 1 января 1917 года род Аксаковых насчитывал 28 человек (без учета Александра Петровича Аксакова из тульско-рязанской ветви, который умер в 1917 году, однако точная дата его смерти не установлена). Из них было 11 мужчин, 11 женщин и 6 супруг.

По ветвям они распределялись следующим образом: в калужско-московской: 9 мужчин, 8 женщин и 4 супруг (всего 21 человек), в уфимско-самарской ветви: 2 мужчин,  женщины, 2 супруга (всего 7 человек).

Таким образом, к 1917 году демографическая ситуация в роде являлась вполне благополучной, пресечение ему не угрожало. Так сложилось благодаря калужско-мос-ковской ветви, в уфимско-самарской ветви вероятность угасания была выше.

Из упомянутых 28 Аксаковых с 1917 года по 1921 год умерло 4 человека: Юлия Владимировна (в возрасте около 80 лет), Ольга Григорьевна (в возрасте 72 лет), Екатерина Николаевна (в возрасте около 36 лет), Серафима Ивановна (в возрасте около 59 лет).

Из оставшихся в живых 24 представителей рода 12 эмигрировало. Особенно значителен был этот показатель среди мужчин — 8 человек (6 мужчин из калужско-московской ветви и 2-е мужчин из уфимско-самарской ветви).

Из 4-х женщин, оказавшихся в эмиграции, две принадлежали к калужско-мос-ковской ветви (Ада Федоровна и ее дочь Ада Павловна) и две к уфимско-самарской ветви (Вера Евгеньевна и ее дочь Вера Сергеевна).

Из мужчин в Советской России осталось всего трое: Борис Сергеевич Аксаков с двухлетним сыном Дмитрием (впоследствии также оказавшимся в эмиграции), а также 14-летний Михаил Георгиевич Аксаков. Все трое принадлежали к калужско-московской ветви.

Известно, что Борис Сергеевич Аксаков, воевавший в составе Добровольческой армии, в 1920 году должен был эмигрировать из Новороссийска, но этому помешала неожиданная тяжелая болезнь (сыпной тиф).

Среди представителей рода Аксаковых, оказавшихся в эмиграции, наиболее примечательной явилась деятельность двух полных тезок — Сергеев Сергеевичей Аксаковых. Один из них (принадлежавший к калужско-московской ветви) известен как мичман русского флота и последний выпускник Морского корпуса, а второй (принадлежавший к уфимско-самарской ветви), как русский — советский композитор.

СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ АКСАКОВ, РУССКИЙ — СОВЕТСКИЙ КОМПОЗИТОР

Сергей Сергеевич Аксаков посвятил себя творческой деятельности, он родился 24 декабря 1890 года в Самаре в семье коллежского секретаря Сергея Григорьевича Аксакова. Его отец и мать Серафима Ивановна (ур. Свешникова — дочь контр-адмирала Ивана Ивановича Свешникова) окрестили сына 6 января 1891 года в Самарской Преображенской церкви. Восприемниками были: дядя по матери приват-доцент Императорского Санкт-Петербургского университета титулярный советник Митрофан Иванович Свешников и сестра отца Ольга Григорьевна Аксакова, любимая внучка писателя Сергея Тимофеевича Аксакова.

Сережа был не первым ребенком в семье. Старшей сестре Марии в это время было почти 6 лет, брату Константину шел третий год.

Определением Самарского дворянского собрания от 16 сентября 1900 года Сергей Сергеевич Аксаков был причислен к роду и внесен в губернскую родословную книгу.

Как подобало детям дворянского звания, его определили в знаменитую Поли-вановскую гимназию в Москве, где с братом Константином они учились вместе с будущим чемпионом мира по шахматам А.И. Алехиным и поэтом С.Д. Шервинским.

Музыкальные способности у Сережи Аксакова проявились рано.3 Непродолжительное время он посещал занятия в Московской консерватории, оставив которую продолжал заниматься в частных студиях, в том числе композицией — у композитора А.Т. Гречанинова (ученика Н.А. Римского-Корсакова), фортепиано — у профессора К.Н. Игумнова, музыковедением у профессора Ю. Энгеля. С 1904 по 1911 год под их руководством усвоил полный объем программы консерватории. Отец Сережи также был неравнодушен к музыке и хорошо играл на скрипке.

В расположенной рядом Арсеньевской женской гимназии училась Татьяна Александровна Сиверс (в замужестве Аксакова), из воспоминаний которой видно, что талант Сережи уже в юношеском возрасте был замечен не только взрослыми, но и его сверстниками.

«… По субботам у детей Морозовых собирались гости. […] общество распадалось на два кружка, между которыми чувствовалась неприязнь. Наш клан мог только выставить фортепьянную игру Сергея Сергеевича Аксакова (прямого потомка Сергея Тимофеевича). Братья Сергей и Константин Аксаковы тоже учились у Поливанова, причем Константин вследствие детского паралича, который он в шутку приписывал

«гимназическим волнениям», плохо владел ногой и рукой. Несмотря на этот физический недостаток, он любил танцевать, а резко выраженное заикание не мешало ему выступать с декламацией. Из-за его плохой дикции я в ту пору не оценила стихов А.Блока.

У Сергея Аксакова было круглое лицо с тупым носом и очень маленьким ртом. Он отличался серьезностью, медлительностью и с важным видом говорил: «Мы очень древнего рода!».

Забавно, но в перерыве между светскими субботами, во время гимназических будней, учащиеся двух гимназий придумали хитроумный способ общения, подкладывая в карманы пальто рассеянным преподавателям записочки, адресованные своим избранникам. Учителя же, ничего не подозревая и проводя занятия поочередно в обоих учебных заведениях, оказывались этакими «почтовыми голубями» для влюбленных молодых людей.

По настоянию отца, как это было уже традицией в роде Аксаковых, Сергей поступил в Императорский Александровский лицей для получения высшего юридического образования. Переехав для учебы в Петербург, он продолжил музыкальное образование в области композиции и оркестровки у профессора Петербургской консерватории С.М. Ляпунова (продолжателя традиций «Могучей кучки»). Уже тогда обозначились музыкальные пристрастия Сергея Сергеевича Аксакова, отдававшего предпочтение камерной музыке.

В 1914 году появились его первые музыкальные произведения, началась концертная деятельность, прошли выступления как пианиста в Москве, Киеве, Минске и других городах.

В семейном архиве его дочери Ирины Сергеевны Аксаковой сохранились фотографии Сергея Сергеевича в форменном мундире и в зимней лицейской шинели. Один из тогдашних лицеистов так вспоминал о своих сокурсниках: «Бутылочного цвета мундир, красные обшлага, серебряное шитьё на воротнике, а в старших классах — золотое, треуголка, серая николаевская шинель до пят (с пелеринкой и бобровым воротником), да ещё шпага в выпускной год! На фоне петербургских дворцов мы казались сами себе видением пушкинской поры. […] Традиции лицея были очень своеобразны: многие из них восходили к пушкинским годам».

Как позже вспоминал сам композитор, не каждый мог позволить себе такой роскошный наряд, но «устав» лицеистов допускал возможность носить эту роскошь по-очереди. «Души прекрасные порывы» частенько приводили подвыпивших друзей к состоянию чрезмерного веселья, так что его бобровая пелеринка насквозь была пропитана винными и табачными парами, которые не могла выветрить ни одна чистка.

23 мая 1914 года С.С. Аксаков окончил Императорский Александровский Лицей, был утвержден в чине губернского секретаря и определен на гражданскую службу в отделение свода законов Государственной канцелярии.

В этом же году он женился на соседке по самарскому имению Вере Евгеньевне Усаковской (родившейся 19 июня 1891 г.),  дочери генерала от инфантерии. Она была состоятельной невестой, в 1915 году ей принадлежало 1500 десятин земли при селе Ключи Бугурусланского уезда Самарской губернии. Жених так же владел значительным земельным участком в 3000 десятин земли при селе Страхове Бузулукского уезда в той же губернии. В 1916 году от этого брака родилась дочь Вера (1916 — ок.1999 гг).

Началась первая мировая война. Старшая сестра Мария Сергеевна Аксакова стала сестрой милосердия в одном из госпиталей.

Сергей Сергеевич уволился из Государственной канцелярии и 16 февраля 1915 года поступил в Пажеский корпус, где по окончании ускоренного годичного курса обучения, ему было присвоено офицерское звание. В 1916 году он был назначен Начальником отряда Общества Красного Креста и направлен в Полоцк, затем в Ригу и Псков.

Как писал в автобиографии сам Сергей Сергеевич, в 1918 году отряд был расформирован. Он уехал в Куйбышев (Самару), а оттуда с семьей в Харбин, куда прибыл «легально» в 1920 году.

Н.Н. Мазараки со ссылкой на Памятную книжку лицеистов за рубежом (Париж, 1929 г.) указывал, что в это время Сергей Сергеевич Аксаков был в армии адмирала А.В. Колчака.

В Харбине пришлось работать на Китайско-Восточной железной дороге, где С.С. Аксаков заведовал климатическими станциями сначала временно, а 1 января 1927 года был зачислен в штат.

23 февраля 1928 года он стал временным агентом Экономического бюро, откуда уволился 1 февраля 1929 года. Работа давала небольшой, но стабильный, заработок и Сергей Сергеевич параллельно начал педагогическую деятельность в Харбинской высшей музыкальной школе имени А. Глазунова, которой занимался вплоть до отъезда в Шанхай в феврале 1929 года.

Харбинский период жизни был для семьи одновременно и счастливым и несчастным. Радовала дочка Вера (ее в семье, даже когда она повзрослела, звали Ляля, чтобы не путать с мамой Верой Евгеньевной).

Налаживался процесс возврата к музыкальной деятельности, однако судьба приготовила очередное испытание — стал распадаться брак. Хотя отец (со слов дочери Ирины) не был безгрешен, он выступал против развода. Тем не менее, по настоянию жены они разошлись, и Вера Евгеньевна сразу связала свою дальнейшую судьбу с состоятельным в то время эмигрантом Василием Ивановичем Лавровым.

В те годы обстановка в Китае была крайне напряженная. Бессилие центральной власти (по сути, шла гражданская война) усугублялось присутствием сотен тысяч русскоязычных эмигрантов со своими планами, идеями и амбициями. Обеспечить приличный по тем временам уровень жизни могли лишь два обстоятельства — востребованная специальность и знание, как минимум, английского языка, чем большинство беженцев, как правило, не располагало. Ситуация в стране накалялась. В 1928 году, буквально за год до боевых действий на КВЖД (осенью 1929 г.), С.С. Аксаков получил приглашение в Шанхайскую государственную консерваторию и решился на переезд в более обеспеченный и музыкально просвещенный Шанхай.

Там он трудился в качестве профессора фортепианного класса в течение 15 лет с 1 сентября 1929 года по 31 января 1945 года. Одновременно в 1932-1934 годах Сергей

Сергеевич читал курс истории музыки и лекции по теоретическим музыкальным предметам для иностранных студентов.

Заработная плата профессора (от 96 юаней в 1929 г. до 220 юаней к 1937 г.), частные уроки и открытие собственной музыкальной студии в 1930 году позволили купить приличный дом, обзавестись прислугой.

В феврале 1930 года Сергей Сергеевич Аксаков заявил о себе как композитор: написал цикл вокальных интерпретаций произведений А.А. Ахматовой, музыку на слова известного писателя А.М. Ремизова. Всего же к тому времени ему принадлежало более 30 романсов, много фортепьянных пьес и сонат, несколько хоров, симфоническая поэма «Из Данте», была начата работа над оперой «Психея». Музыкальными критиками он воспринимался как композитор лирического направления. Рецензенты давали следующие характеристики его творчеству: «…Последний период музыкального творчества С. Аксакова представляет собой сферу новых особых исканий. Это направление мы попытаемся охарактеризовать как стилизацию романтизма, своеобразный и самобытный «нео-романтизм».

В ноябре 1935 года произошло объединение двух эмигрантских организаций, находившихся в Шанхае — «Востока» и «Шанхайской Чураевки». Председателем единого общества, получившего название «Шатер», стал Сергей Сергеевич Аксаков. В состав объединения входили люди творческих профессий — музыканты, поэты, художники, они издавали сборник «Врата», который пользовался большой популярностью среди эмигрантов.

В 1930-е годы музыкальная деятельность С.С. Аксакова приобрела более заметный общественный резонанс, часто отмечалась в газетных и журнальных статьях. Он воспринимался как известный композитор, музыкант и педагог.

Одновременно с музыкальной деятельностью Сергей Сергеевич продолжал заниматься правом, интересовался юридическим положением эмигрантов. В феврале 1930 года он был избран членом Русского юридического общества в Шанхае.

В 1934 году Сергей Сергеевич Аксаков женился вторично на дочери богатого фабриканта и домовладельца Клавдии Степановне Ивановой-Колударовой (19051996 гг). От этого брака родилось две дочери: Ирина (31 августа 1939 г. в Шанхае) и Ольга (там же 1 ноября 1942 г.).

Согласно семейному преданию, крестная Сергея Сергеевича, его тетушка Ольга Григорьевна Аксакова говорила племяннику — пока не назовешь моим именем свою дочь, не видать тебе сына! Шутки шутками, но третья девочка была названа Ольгой, однако пророчеству не суждено было сбыться. Видимо поэтому, когда много лет спустя, уже в СССР, родился внук Сережа, ему досталась (да простят нас за это утверждение) большая часть любви деда, тем более, что оба были схожи в своих пристрастиях, в частности, в любви к шоколадным конфетам.

Несмотря на произошедшие изменения, Сергей Сергеевич и его первая жена Вера Евгеньевна поддерживали отношения, переписывались. Однако подарки от нее к различным праздникам Сергей Сергеевич не принимал и постоянно возвращал обратно.

Через некоторое время по обоюдному согласию к нему в Шанхай переехала их дочь Ляля, к тому времени очень красивая девушка, с которой Клавдия Степановна сразу подружилась. С этого момента все самое лучшее предназначалось исключительно ей. Отъезд Ляли из Харбина в Шанхай к отцу был вызван рядом непростых обстоятельств. Второй муж Веры Сергеевны серьезно заболел. У него развился рассеянный склероз, он «впал в детство» и, сидя в кресле, постоянно беспомощно плакал и звал жену. Вере Евгеньевне, чтобы содержать семью, пришлось устроиться на работу в аптеку, но обо всем этом она умалчивала и делала вид, что все в порядке.

Очень скоро Ляля вышла замуж за преуспевающего бизнесмена — весельчака Виктора Андреевича Меньшикова (в семье у него была кличка Hello-boy), который вел свои дела с японцами, что тогда в обществе считалось чуть ли не преступлением, поэтому дома об этом говорили шепотом, а вне дома вообще умалчивали.

Семья Меньшиковых жила в престижном районе города. Сама Ляля была буквально осыпана бриллиантами. На Пасху она всегда одевала ожерелье из золотых пасхальных яиц, которые по традиции ей каждый год дарили родные и близкие.

Очень скоро у Ляли родилась первая дочь Наташа, следом у ее отца на свет появилась дочь Ира. Потом у Ляли родилась вторая дочь Таня, а за ней у Сергея Сергеевича дочь Оля. Так и получилось, что тетки были младше своих племянниц. Дружили девочки попарно в соответствии с возрастом. Повзрослев, Наташа с Ирой уже подумывали о кавалерах, а младшие Таня и Оля еще бегали в компании сверстников по Шанхаю.

Семья Ляли была очень дружна с семьей отца, дети росли вместе, вместе справляли дни рождения и различные праздники.

Однако в подходах к воспитанию детей ощущалась существенная разница. Если Наташу и Таню воспитывали в духе проамериканских ценностей, то Ире и Оле прививали элементы русской и европейской культуры. То, что было обыденным для детей в семье Ляли, в семье композитора не приветствовалось. Тем не менее, вспыльчивый аксаковский характер, присущий всем представителям данной древней фамилии, порой стирал грани в стилях воспитания. Как, правило, происходило это следующим образом. Обычно, экспансивная Оля начинала свои нападки на старшую и более сдержанную сестру Ирину, постепенно переходя от слов к «боевым действиям». Это выражалось в выбрасывании через окно из детской, расположенной на втором этаже, игрушек своих сестер. Когда накал страстей выводил из равновесия Ирину, в окно вылетали уже Олины игрушки. Стоявшая под окном и привыкшая к подобным сценам прислуга, дождавшись падения последнего предмета, заносила все обратно, и жизнь входила в нормальное русло.

И все же, каждое появление в доме композитора семьи Меньшиковых нарушало размеренный ритм жизни его обитателей и было предвестием веселых розыгрышей и забав. Однажды, в день рождения Ирины, когда она принимала ванну, готовясь появиться перед гостями, в помещение ворвался Виктор, который был ее крестным, вытащил из пены изумленного подростка, завернул ее в полотенце и под оживленный смех собравшейся родни надел на руку подарок — золотые швейцарские часы.

В Сочельник Сергей Сергеевич неизменно садился за фортепиано и каждый раз исполнял печальную лирическую мелодию из одноактной оперы Ребикова «Елка».

На Пасху в его обязанности входило проращивать овес, в зеленые ростки которого клали разноцветные пасхальные яйца. Яиц обязательно было сто штук. Клавдия Степановна выпекала двадцать куличей и собственноручно готовила огромную рульку окорока. Стол постоянно был готов к трапезе, а двери дома были открыты для гостей, которые каждый год довольно длительное время приходили похристосоваться и отведать угощения.

Русская школа воспитания и бережное отношение к своему роду стали причиной искреннего негодования по поводу того, что книга «Семейная хроника», автором которой являлся прадед композитора Сергей Тимофеевич Аксаков, вышла на французском языке под названием «Полудикари». Возмущенный Сергей Сергеевич добился от издательства извинений и снятия тиража с продажи.

Начало второй мировой войны и последовавшее нападение Германии на СССР было встречено русской эмиграцией неоднозначно. Одни эмигранты восприняли события позитивно, надеясь на падение коммунистического режима и возможное возвращение на Родину. В других крепли патриотические настроения и надежды на примирение с Советской властью.

После 1943 года, когда стала ясна неизбежная победа СССР над Германией, многие эмигранты обращались в Генеральное консульство СССР в Шанхае с просьбой о разрешении вернуться на Родину.

К этой группе принадлежал и С.С. Аксаков. В 1946 году он получил гражданство СССР, стал членом Общества граждан СССР в Шанхае, в котором вел обширную общественную работу. В 1947-1948 годах являлся членом Художественного Совета при культурном отделе и в этом качестве провел в Клубе советских граждан СССР в Шанхае цикл лекций по истории музыки. Принимал участие в концертах в дни советских государственных праздников и различных знаменательных дат.

Вместе с семьей С.С. Аксакова неразлучно жил его брат Константин, который заведовал в Китае бюро по найму прислуги и хозяйственного персонала. Но бизнес развалился, а с физическим недостатком (паралич руки и ноги) найти работу было трудно. Константин Сергеевич Аксаков по-прежнему продолжал увлекаться театром, в браке не состоял и находился на иждивении брата, который его любил и считал своим ангелом-хранителем.

В конце 1940-х годов, когда Сергей Сергеевич всерьез задумался о возвращении на родину, здоровье его брата резко ухудшилось. Это обстоятельство отложило переезд семьи в Советскую Россию, где ее неминуемо ждала участь первых репатриантов -сталинские концлагеря.

Сергей Сергеевич до конца дней повторял жене и детям, что Константину они обязаны всем, даже самой жизнью.

Дружеские шаржи на композитора и исполнителя С.С. Аксакова из шанхайских газет 1930-1940 годов.

Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.

Константин Сергеевич Аксаков умер в Шанхае 23 ноября 1950 года, был кремирован, прах захоронен.

Тем временем дела у Меньшиковых пошатнулись, и в 1952 году они приняли решение — уехать в Америку. С собой забрали Веру Евгеньевну и Лаврова, которые к тому моменту развелись. На попечении Сергея Сергеевича осталась их няня, которая весь остаток жизни ждала вызова от своих хозяев, но тщетно.

Не обошла стороной нужда и семью композитора. Аренда престижных помещений для репетиций с учениками требовала больших финансовых трат. Начали образовываться долги, однако ситуацию спасло наследство жены, Клавдии Степановны, полученное после смерти ее отца. Денег хватило и на выравнивание семейного финансового положения и на поддержание отъезжающей семьи дочери Веры (Ляли), у которой были выкуплены обременяющие их мебель и различные вещи.

Наконец, в 1954 году семья Аксаковых получила долгожданное извещение, подписанное генеральным консулом СССР в Шанхае Н. Шестериковым, которое разрешало возвращение в СССР на работу по освоению целинных и залежных земель. Выезд был назначен на 16 июля 1954 года.

При отъезде из Китая Шанхайская государственная консерватория выдала С.С. Аксакову удостоверение о трудовой деятельности, в котором выразила «глубокую благодарность за его долгую работу в области музыкальной педагогики».

По прибытии в СССР семью композитора разместили в школе небольшого рабочего поселка совхоза «Новоивановский» Омской области, основной контингент жителей которого составляли ссыльные молдаване. Вместе с другими семьями, вернувшимися из Китая, Аксаковы устроились в зале, разделив помещение тряпичными занавесками, имитирующими стены. Осознав, что освоение целинных и залежных земель стала реальной перспективой его дальнейшей деятельности в Советском Союзе, Сергей Сергеевич (со слов дочери Ирины) на три дня впал в глубокое раздумье. Прибывший в совхоз ревизор по перемещенным лицам, внимательно выслушав композитора, посоветовал ему незамедлительно выехать в Омск. Так и было сделано. С.С. Аксаков отсутствовал около трех недель, чем вызвал серьезное беспокойство семьи, так как никаких известий за это время от него не поступало. К большой радости Аксаковых глава семьи вернулся с паспортом гражданина СССР. Кроме того, ему удалось устроиться на работу руководителем фортепианных и теоретических классов в музыкальной школе города Тара Омской области.

В то время это был провинциальный исключительно деревянный одноэтажный городок, основанный в давние времена российскими государями с целью ссылки туда неугодных подданных. Половину одного из таких домов сняла семья Аксаковых, как припоминает Ирина Сергеевна, у местной жительницы Галины Балогонской. В Таре с Ириной произошел забавный случай. В неполных пятнадцать лет она выглядела совершеннолетней девушкой и, так получилось, что в местном доме пионеров начала преподавать балетные азы, которые усвоила еще в Шанхае. К ней в кружок потянулись сверстницы и примерно через месяц администрация, убедившись в серьезности намерений Иры, попросила принести паспорт и трудовую книжку, чем поставила в тупик молодую начинающую учительницу, которая изо всех сил хотела выглядеть старше. Ситуация осложнялась язвительными заявлениями 11 летней сестры Оли, которая в пылу мелких бытовых конфликтов постоянно угрожала предать огласке истинный возраст Иры. К всеобщему удовольствию руководство дома пионеров само разобралось в ситуации и только через год, когда семья покидала Тару, преподавателю насильно было выдано неприлично большое денежное вознаграждение, сопровожденное справкой о величине трудовых подвигов.

В начале 1950-х годов Сергеем Сергеевичем Аксаковым были написаны фортепианное трио, концерт для фортепиано с оркестром, фантастический танец для фортепиано, концертный этюд, песни и романсы.

В 1955 году с согласия композитора Министерство культуры СССР направило его для музыкально-педагогической деятельности в Минск, где он преподавал в музыкальном училище при Минской консерватории.

В своем письме к двоюродной сестре Кире Митрофановне Гастевой (ур. Свешниковой), композитор писал: «Я так счастлив, что я, наконец, вернулся на Родину, где меня приняли великолепно, дали сразу отличную службу, уже выбрали членом Музфонда

СССР, собираются печатать мои произведения, записали мою игру на пластинки, а на днях родители моих учеников в музыкальной школе поднесли мне в подарок такой роскошный письменный прибор из серого мрамора, что мне даже стало неловко.

Здесь со мной моя вторая жена Клавдия Степановна (ей только 45 лет) и 2 дочери Ирина и Ольга, обе продолжают свое образование в школе.

Моя первая дочь Ляля вышла замуж в Шанхае за Меньшикова и уже имеет 2-х дочерей. Они еле уехали в Северную Африку, и я уже давно потерял их из виду.

Значит, в конце июня мы свидимся, и тогда ты мне расскажешь обо всем, что меня интересует, так как мне хочется знать и о наших родных со стороны отца и о семье Мазараки и о многих моих товарищах по школе».

Выбор Минска для места жительства, во многом, обуславливался материальными соображениями, возможностью быстро получить квартиру и медицинское обслуживание, которое было для него важно в силу возраста (64 года).

Различные исследователи творчества Сергея Сергеевича Аксакова утверждали, что семье композитора было запрещено проживать в Москве и других крупных городах Советского Союза. Это не соответствует действительности.

В письме дочери Ире Сергей Сергеевич указывал: «В пределах РСФСР не оказалось ничего подходящего — везде ничтожные оклады, не ехать же на 800 рублей. В Белоруссии же положение другое. […] распоряжением Зам. Министра культуры мне предложено самому съездить в Минск, чтобы выяснить лично с Министром культуры Белорусской ССР город, оклад и квартирный вопрос. Принципиально вопрос уже решен ими по телефону, но детали надо выяснить на месте».

Не обделяло его заботой и Правление союза композиторов СССР.

8 октября 1955 года, композитор получил письменное уведомление, подписанное Г. Восканяном: «По поручению Т.Н. Хренникова сообщаю Вам, что 4/Х с.г. за его подписью направлено письмо Секретарю ЦК КП Белоруссии тов. Патоличеву с просьбой содействовать предоставлению Вам квартиры. Что касается Ваших фортепианных произведений — они будут рассмотрены Ред. Советом в октябре — ноябре и, в случае принятия их, будут включены в план изданий 1956 года».

К этому времени композитор восстановил отношения с друзьями по лицею и Поливановской гимназии, в том числе с поэтом С.Д. Шервинским.

Вскоре Сергея Сергеевича Аксакова признали «деятелем советской культуры», в 1955 году избрали членом Музыкального фонда СССР при Союзе композиторов СССР, а в 1957 году — членом Союза композиторов СССР. Его произведения активно исполнялись, продолжалась напряженная композиторская деятельность. В 1950-е годы С.С. Аксаков написал концертную увертюру, симфоническую фантазию «Над Неманом», симфоническую поэму «В Журавской пуще», романсы, песни, этюды, вальсы. На творчестве этого периода отразились требования, которые предъявлялись к советским композиторам, проявилась идеологическая ангажированность — «Песнь о Ленине», «Марш молодежи» и т.д. В советское время была известна симфоническая поэма Сергея Сергеевича «В Туровской пуще», написанная на стихи поэта В. Дубовки. Она посвящалась советским воинам, сражавшимся в годы Великой Отечественной войны. На мотивы стихов поэта Якуба Колоса он написал поэму для оркестра «Лесная сказка».

В 1956 году семье С.С. Аксакова была выделена отдельная квартира в столице Белоруссии — Минске. Сестре Кире Митрофоновне (от 16 июля 1956 года) он пишет: «Я получил квартиру в новом доме со всеми удобствами, но мы будем переезжать только 20 июля, т.к. там еще нет света».

12 мая 1959 года С.С. Аксаков с дочерьми принял активное участие в торжественных мероприятиях по случаю 100-летия со дня смерти Сергея Тимофеевича Аксакова, которые проходили в Москве в Колонном зале Дома Союзов. Он являлся членом организационного комитета торжеств, в который кроме него входили известные советские писатели и композиторы. А в ноябре Сергей Сергеевич получил весточку от своей первой жены Веры Евгеньевны, которая вместе с семьей его старшей дочери Ляли (Веры Сергеевны) обосновалась в Сан-Франциско. В письме сообщалась, что младшая внучка Таня окончила школу. Старшая, Наташа уже три года замужем. Ее сыну два года, так что Сергей Сергеевич уже прадед. Пришло письмо кружным путем через Махачкалу, где проживала сестра Веры Евгеньевны и которую она просила:

«Не можешь ли ты написать несколько слов Сергею Сергеевичу, по-моему, они по-прежнему в Минске и он преподает в консерватории. Они не пишут, а хотелось бы знать, как они живут. Я лично сохранила с ним самые лучшие отношения и жена его очень милая и хорошая женщина (лучше меня), а главное моя Ляля хотела бы знать о них и их двух дочерях».

В 1961 году Союз композиторов Белорусской ССР и общественность Минска широко отмечали семидесятилетний юбилей Сергея Сергеевича Аксакова.

Из письма композитора двоюродной сестре Кире Митрофановне: «11 января в Союзе композиторов торжественно праздновали мой 70-летний (увы!) юбилей. Было много телеграмм и приветствий, в том числе от Министра культуры, от Союза писателей, от Союза композиторов и др. организаций и лиц. После торжественной части был большой концерт из моих произведений. В результате я очень устал и сейчас мечтаю только об отдыхе».

Умер композитор Сергей Сергеевич Аксаков 4 сентября 1968 года и похоронен в Минске.

Его первая жена Вера Евгеньевна прожила около 104-х лет, ее 100-летие отмечали в Сан-Франциско 2 июля 1991 года.

Их дочь Ляля (Вера Сергеевна Аксакова) после смерти мужа Виктора Андреевича Меньшикова вышла замуж за Вадима Норкевича, давнего поклонника еще по Шанхаю, так что остаток ее жизни не был обделен вниманием. Ее дети полностью ассимилировались. Вера Сергеевна умерла в августе 1998 года в Сан-Антонио (штат Техас), где проживала ее дочь Наташа, но похоронена, как и ее мама Вера Евгеньевна, в Сан-Франциско.

Дочери Сергея Сергеевича Аксакова от второго брака так же, как и отец были связаны со сферой культуры.

Ирина Сергеевна Аксакова продолжила сценическую традицию. Она окончила Белорусский государственный театрально-художественный институт. Работала в театре, затем художественным руководителем в Московском физико-математическом институте. Была замужем. У нее взрослый сын Сергей Витальевич Аксаков (6 апреля 1963 г.р.), женатый на Марии Маевне Тихомировой (11 февраля 1969 г.р.) и двое внуков Сережа (15 сентября 1995 г.р.) и Ваня (17 октября 2004 г.р.). В настоящее время семья сына проживает в Подмосковье, в городе Лобне. В квартире Ирины Сергеевны помимо других предметов в серванте стояла фарфоровая статуэтка Будды, подаренная ее сестрой Лялей и напоминавшая о далеких годах детства и юности, проведенных в Поднебесной.

Ирина Сергеевна Аксакова умерла 7 октября 2007 года.

Ее младшая сестра Ольга Сергеевна Аксакова работала сотрудником Минского музея изобразительных искусств. Была замужем за Валерием Борисовичем Зайцевым. У нее две дочери Екатерина и Наталья (последняя сохранила фамилию Аксакова). Ольга Сергеевна умерла 22 февраля 1987 года и похоронена в Минске. Ее дочери и внучки в настоящее время проживают в Белоруссии, в Минске.

Из воспоминаний дочери композитора Ирины Сергеевны Аксаковой

(записаны с ее слов в городе Лобне Московской области в 2006 году).

«Я смотрю архивы Аксаковых и вспоминаю, возвращаясь в ноябрь 1942 года.

Мне 3 года. Я раздосадована: папа не дает поиграть с велосипедной корзинкой (в Шанхае в те времена к велосипеду крепилась корзинка для покупок с крышкой). Ощущаю отсутствие мамы. Папа говорит, что в корзинке приедет беби (смеется, видимо, шутит). Уезжает на велосипеде. Это родилась моя сестра Оля.

Наша столовая, купель со свечами, много людей. Олю окунают в купель. Большой стол. Я языком лизнула зеленый ликер. Впервые попробовала спиртное.

Гостиная, которая одновременно и папина студия, куда приходят ученики. Папа сидит за фортепьяно, я стою рядом и пою: «Мой миленький дружок, прелестный пастушок. О чем я вздыхаю, и страсть забыть желаю». У меня хороший слух и звонкий жалобный голос. Гости умиляются.

Мне уже 7 лет. В доме с утра до вечера музыка, приходят ученики, певицы, исполняющие папины романсы. Мне особенно понравился цикл — женские песни, на стихи Ахматовой: «Девичья», «Любовная», «Вдовья». Настаиваю — папа сдается, покорно разучивает со мной весь цикл. Я пою «Любовную»:

«Я окошко не завесила,
прямо в горницу гляди.
Оттого мне нынче весело,
что не можешь ты уйти».

В семье считают — ребенок подает надежды.

В нашей гостиной часто собирается творческий Шанхай: проф. Захаров, При-быткова, поэт В.Слободчиков, Наташа Ильина, впоследствии в СССР она напишет «Возвращение» и будет работать в редакции «Крокодила» в рубрике «Вилы в бок». Папа оживленный, невероятно остроумный, замечательный рассказчик, вдохновенно исполняет новые произведения. Воля Слободчиков читает свои стихи (в СССР впоследствии он стал известным лингвистом). Н.Ильина читает новые юморески.

Мама замечательная кулинарка. Гостям предлагают ее изделия: корзиночки с салатом, икрой, грибами, вафли с каймаком.

Особенно ярко вспоминаю Пасху. Папа по традиции всегда дома исполнял «Град Китеж». Великолепный пианист, страстный до такой степени, что в первом ряду было слышно его мычание.

Маму папа называл «мой ангел», а мама боготворила папу. Необыкновенно кроткая, преданная жена и мать. Папа говорил мне: «У твоей матери ангельский характер».

Это была настоящая жена композитора — муза его творчества.

Вспоминаю большое событие в Шанхае — открытие или празднование годовщины открытия памятника Пушкину (в Китае это и сейчас вспоминают). Я стою рядом с отцом, исполняется папина кантата Пушкину на слова В.Слободчикова. В нашей семье никогда не подавляли детскую личность, прощали шалости и мое озорство. В конечном счете, останавливал нас не запрет, а высокая духовность наших родителей.

Мне 13 лет. Читаем с папой Э.Золя. Папа — у себя в кабинете в подлиннике на французском. Я — у себя в комнате на русском. В 13 лет я прочла почти всю французскую классику, читала запоем, теперь понимаю — это влияние папы. В этот год папа особенно вспоминает прошлое. Он замечательный рассказчик. Ярко представляю его коллекцию бабочек, которую он собирал в имении Страхово. Папа все детство ловил бабочек, и была у него одна самая редкая бабочка с Мадагаскара. Мне даже казалось, что я ее трогала, но это разыгралось воображение.

Вспоминал Ольгу Григорьевну, свою тетку и крестную мать. Она известна всем как любимая внучка С.Т. Аксакова. Папа был ее любимым племянником, именно ему она хотела оставить наследство. Папа с юмором вспоминал ее прижимистость, как она ездила в Страхово в поезде третьим классом.

Вспоминал тихого отца и властную мать, дочь контр-адмирала Свешникова. Дети ее боялись. В день ее именин съезжались гости со всей губернии, и в имении палили из пушек.

В этом же году часто приходят письма из Америки от папиного учителя А.Т. Гречанинова. Он присылает свою книгу, в которой целая глава посвящена семье Аксаковых и их имению Страхово, где он часто бывал. Но поскольку он был обижен на большевиков и критиковал советскую власть, уезжая из страны, эту книгу мы оставили в Шанхае.

Лето 1954 года. Наш отъезд в СССР, последний день в Шанхае. Нельзя взять с собой тибетскую болонку Бобби, который жил у нас много лет. Родители решают его усыпить, чтобы он не страдал в разлуке. Папа кормит его царским обедом, но никто не радуется. Затем ведет его на поводке к ветеринару. Через час он приходит назад вместе с Бобби, говорит: «Не могу!». Мы оставляем Бобби китайцам.

Подъезжают две черные машины. В последний раз мы едем по Шанхаю. Потом много лет мне снился Бобби.

Выдержки из выступлений С.С. Аксакова по минскому радио.

Внимание! Говорит Минск!

Дорогие друзья! Предлагаем вашему вниманию третью передачу из цикла «Композиторы у микрофона». Сегодня у нас в студии находится композитор Сергей Сергеевич Аксаков. Он длительное время жил в Москве. Он был свидетелем многих интересных событий в культурной жизни музыкально-театральной Москвы начала двадцатого столетия и согласился поделиться своими воспоминаниями об этом времени. Итак, дорогие товарищи, слушайте рассказ композитора Аксакова о музыкально-театральной Москве 1900-1915 годов.

Пожалуйста, уважаемый Сергей Сергеевич, приглашаем Вас к микрофону.

Аксаков: Это были годы очень интересного для того времени расцвета русского искусства в Москве: театр Станиславского, с его замечательными постановками пьес Горького, Чехова, Гамсуна, Толстого, Шекспира и других; Малый драматический театр, с великолепными артистами Ленским, Садовским, Яблочкиной, Пашенной, Ермоловой, Южиным и др. Большой оперный театр, где тогда пели гениальный Шаляпин, Собинов, тенор Смирнов, Нежданова, Збруева, Тукова, баритоны Гризунов и Шевелев и другие, интересные симфонические концерты с дирижером Купером, Суком, Ипполитовым-Ивановым и Рахманиновым, концерты «Керзинского кружка» камерной музыки; концерт трио «Шор, Крейн и Эрлих» и, наконец, отдельные концерты пианистов Игумнова, Гольденвейзера, Мейчина и другие.

Кроме того, Москва той эпохи оказалась местопребыванием многих крупных композиторов — Рахманинова, Аренского, Гречанинова, Танеева, Скрябина, Метнера, Ребикова, Ипполитова-Иванова, Кочетова и других.

С Большим театром успешно конкурировала частная опера в театре Солодовнико-ва. Там тоже были прекрасные певцы — сопрано Петрова-Званцева, Дейва-Сианицкая, тенора Климентьев, Севастьянов, Ломарев, бас Сперанский и другие. А главное, благодаря более гибкому аппарату, менее бюрократическому и менее тяжеловесному, чем в Большом театре, в частной опере гораздо чаще бывали новые постановки. Именно там мы впервые слышали оперы Маснэ «Вертер» и «Манон», «Кащея бессмертного» Рим-ского-Корсакова, «Мадемуазель Фи-фи» Кюи, «Страшную месть» Кочетова и другие.

Самым интересным в этой эпохе было то, что она явилась периодом новых исканий и началом утверждения на сцене реализма и жизненной правды. После Стравинского, Качалова, Ленского, Шаляпина и Собинова уже нельзя было играть и петь как раньше. На сцене надо было не играть, а жить. Этот лозунг был с увлечением подхвачен как артистами, так и публикой. Конечно, не всем артистам это удавалось в одинаковой степени, но, в общем, все они старались тогда не только петь, но, главное, создавать правдивый и жизненный образ на сцене. Разумеется, впереди всех в этом отношении шел Шаляпин, образы которого оставались в памяти на всю жизнь. Это удавалось ему даже во второстепенных партиях. Вот, например, Шаляпин в эпизодической роли беглого монаха Варлаама в опере Мусоргского «Борис Годунов».

Незабываемые по своей правдивости образы, созданные Шаляпиным, были связаны не только с его искусством перевоплощения, но и с удивительным владением звуковой интонацией. Таким же искусством голосовой интонации обладал Собинов, в исполнении которого даже старые романсы звучали совсем по иному. Вот он поет романс Чайковского «Средь шумного бала…» и сколько теплоты, искренности и какой-то удивительной грусти слышится в его пении.

Из других оперных артистов той эпохи, сумевших создать яркие сценические образы, остались в памяти Нерон и Герман в исполнении тенора Клементьева, Вертер в исполнении Севастьянова, Онегин в исполнении баритона Грызунова, Сальери и Гремин в исполнении баса Сперанского, и замечательная исполнительница романсов и песен Мусоргского сопрано Дейва-Спаницкая.

Мы — молодежь, преданная искусству — буквально разрывались на части, чтобы попасть на все лучшие спектакли и концерты. Мне в этом отношении как-то везло и всегда удавалось попасть на все наиболее интересное. А, кроме того, благодаря моим учителям Гречанинову и Игумнову, мне удалось раза три побывать в особняке композитора С.Н.Танеева, где часто собирался «Танеевский кружок» композиторов и музыкантов. Там, забившись куда-нибудь в уголок, я с замиранием сердца слушал их музыку, следил за их спорами. Как сейчас помню громадную угловатую фигуру Рахманинова, иногда молчаливого и рассеянного, а иногда веселого и громогласного; медлительного, добродушного и тучного Танеева; порывистого и нервного Скрябина; вечно куда-нибудь спешащего Игумнова и, наоборот, спокойного молчаливого Гречанинова; всегда очень вежливого, но довольно язвительного Метнера; изящного и обаятельного Собинова; веселого и бодрого Гольденвейзера; красноречивых и остроумных музыкальных критиков Кругликова и Энгела; известного органиста Рубека и многих других.

На этих вечерах композиторы играли свои новые произведения, иногда пели хором, а потом обсуждали, давали советы, критиковали, иногда восхищались, иногда молчали. Как сейчас помню эту большую, уютную гостиную в доме Танеева, в одном из тихих московских переулков недалеко от Арбата. Гречанинов играет и поет свои новые басни на слова Крылова. Всем нравится, особенно Танееву, который шумно выражает свои одобрения. Но вот за рояль садится Рахманинов и играет свой, ставший сейчас знаменитым, прелюд, только что вышедший тогда в издании Гутхемля.

Прелюд вызывает общее восхищение и его приходится повторить, затем одна из присутствующих певиц поет новый романс Аренского на слова Фета «Одна звезда».

Другая певица поет романс Танеева «Колыбельная».

Иногда на таких вечеринках выступали и небольшие камерные ансамбли. Вспоминаю, как горячо приняли присутствующие «Трио» Аренского.

А вот за рояль садится Скрябин и с увлечением играет свое новое Произведение -прелюд для рояля под названием «Желание».

Скрябин великолепный пианист, особенно в октавной игре, но иногда, увлекаясь, он так громко начинает подпевать, что заглушает собственное исполнение. Прелюд всем нравится, все начинают горячо обсуждать его гармонические новшества. Вечер проходит интереснее, дружнее, весело, даже шумно.

Несомненно, что музыкальная удача каждого радует всех собравшихся. И это кажется тем более удивительным, что здесь собрались представители совсем различных музыкальных течений. Танеев и Метнер — представители «академического» направления, Рахманинов и Аренский — наследники «позднего романтизма», Гречанинов -апологет «народничества» и Скрябин — модернист. Очевидно, любовь к хорошей, передовой музыке, любовь к русскому искусству в целом так сильна, что разбивает все условные перегородки.

Композитор Ребиков, представитель русского импрессионизма, на этих собраниях не бывал, держался особняком, с композиторами почти не дружил, иногда он давал на рояле концерт из своих произведений в «Литературном клубе» на Тверской, но играл он за закрытым занавесом и публика видела его только перед концертом и после. Он жил один во флигеле, во дворе дома, где жила его семья, и из открытого окна целыми днями доносилась его музыка. Я часто к нему заходил. Он очень меня любил, но иногда давал странные советы. Так, однажды, он мне сказал: «Что, Сережа, все учитесь? Бросьте, лучше пишите прямо оперу!»

С Римским-Корсаковым мне удалось встретиться только один раз, так как он жил в Петербурге. Но, кажется, в 1906 году он приезжал в Москву на премьеру своей оперы «Град Китеж». И вот, после первого спектакля, прошедшего с блистательным успехом, небольшая группа музыкальной молодежи (в том числе и я) решила пойти с цветами в гостиницу «Метрополь» поздравить автора. Он принял нас очень радушно и каждого из нас расспрашивал о его планах и музыкальных вкусах. А когда он узнал, что я ученик его ученика Гречанинова, то весело закричал: «Ну, значит, вы мой внук!» И долго жал мою руку.

В 1914 году началась Первая мировая война. Я покинул Москву и с сожалением уехал в Петербург. Но и тут мне повезло: на вокзале в Москве я, уезжая, встретил кумира всей тогдашней молодежи — Федора Ивановича Шаляпина. Помню, что поезд уже тронулся, и вдруг на перроне показалась огромная фигура, и раздался громоподобный голос: «Где дежурный? Остановите поезд!» Прибежал дежурный по станции. И вновь прогремел незабываемый голос: «Остановите поезд! Я — Шаляпин». И поезд остановился…

А незадолго до моего отъезда из Москвы, как бы прощаясь со мной, Игумнов устроил у себя ужин, на котором были, кроме меня, Гречанинов, музыковед Энгель и писатель Алексей Николаевич Толстой. Этот ужин навсегда остался в моей памяти. Гречанинов сыграл и спел целый акт из своей новой оперы «Сестра Беатриса», только что снятой со сцены по распоряжению обер-прокурора церковного Синода, как произведение антирелигиозное, подрывающее устои!» и прочее.