«Кучкин В. А. — Вельяминовы на службе у московских князей в XIV — начале XV вв.»

Кучкин В. А.

Среди немногочисленных боярских родов, обосновавшихся в возникшем в 60-е гг. XIII в. Московском княжестве, первое место, несомненно, занимал род Вельяминовых. Отдельные представители этого рода упоминаются в нарративных и документальных источниках, начиная со второй четверти XIV в. Однако перечни лиц, причислявшихся к роду, с указанием родственных связей между ними, повествования о происхождении рода и его родоначальниках появляются только 200 с лишним лет спустя, когда в Русском централизованном государстве возникла потребность в составлении родословных книг русской знати.

Уже в самых ранних редакциях родословных книг наряду с главами о родословии московских князей, других князей Рюрикова дома и нескольких родов старомосковского боярства была помещена глава «Род Воронцовых и Вельяминовых». Свидетельства этой главы стали служить основным материалом при воссоздании истории рода Воронцовых и Вельяминовых, а интерес к прошлому этой старинной фамилии начал проявляться с XIX в.

Уже в 1857 г. П. В. Долгоруков отметил некоторые противоречия в родословной росписи Воронцовых и Вельяминовых, возводившей их к выехавшим на Русь «из Немец» Шимону (Симону) Африкановичу и его сыну Георгию (Юрию). «Родословные книги говорят, — писал П. В. Долгоруков, — что у Юрия Симоновича были: сын Иван, внук Федор и правнук Протасий, боярин Иоанна Калиты. Таким образом, боярин Протасий Федорович, умерший около 1330 г., был бы потомком в пятом колене Симона Африкановича, жившего в первой половине одиннадцатого века! Тут явная ошибка. Признавая несомненным происхождение Вельяминовых от Симона Африкановича, подтверждаемое древнейшими родословными книгами, мы полагаем, что в поколенной росписи, между Симоном Африкановичем и  боярином Протасием Федоровичем, пропущено несколько поколений, и потому начинаем здесь поколенную роспись с Протасия Федоровича, бывшего боярином в Москве при великом князе Иоанне Даниловиче Калите». Несоответствие количества первых колен рода Воронцовых и Вельяминовых хронологическому отрезку в 200 лет можно было бы объяснить и иначе, чем это сделал П. В. Долгоруков. Но указание на такое несоответствие составляет безусловную научную заслугу автора «Российской родословной книги».

В других же отношениях глава «Вельяминовы» его труда была явно не на высоте. П. В. Долгоруков плохо представлял себе, когда появились родословные книги, по его представлениям, видимо, очень рано. Свидетельства древнейших из них он признавал за вполне достоверные и точные. Вместе с тем он вносил в эти свидетельства разного рода поправки и дополнения, если находил таковые в летописях. Так, в одном из примечаний П. В. Долгоруков написал, что в летописях под 1375 г. упоминается Иван, сын тысяцкого Василия, внук Василия и правнук Вельямина, а под 1380 г. — Тимофей Васильевич тысяцкого, внук Васильев и правнук Вельяминов. Тут же в поколенную роспись Воронцовых и Вельяминовых родословных книг были внесены изменения: у Протасия появился сын Вельямин, у того сын Василий и внук Василий, а у последнего — четвертый сын Тимофей Васильевич. Сведения о предках Ивана, сына тысяцкого В. В. Вельяминова, и Тимофея Васильевича, якобы брата Ивана, П. В. Долгоруков нашел не в летописях, а в единственном летописном своде — Никоновском. Этот поздний летописный памятник, составленный в XVI в., содержал много исторических и генеалогических ошибок. С такими ошибками и столкнулся П. В. Долгоруков, но, не сумев их распознать, включил в свою «Российскую родословную книгу» как действительные и бесспорные факты.

В 1888 г. было опубликовано исследование «Разрядные дьяки XVI века», внесшее много нового в изучение древнейших русских дворянских фамилий, Воронцовых и Вельяминовых в том числе. Его автор Н. П. Лихачев, характеризуя документацию Разрядного приказа первой половины XVI в., наряду с составлявшимися там разрядными и боярскими книгами, боярскими списками и десятнями, дал оценку и родословным книгам, которые редактировались и использовались в Разряде при разрешении местнических споров представителей боярской знати. Н. П. Лихачев установил , что в 1555 г. в Разряде был составлен официальный Государев родословец, куда вошла и родословная роспись Воронцовых и Вельяминовых. Он обратил внимание на то, что эта роспись не одинакова в разных списках родословных книг. Если в Бархатной книге (пополненный в 80-е гг. XVII в. Государев родословец 1555 г.) родоначальником рода был назван тысяцкий Ивана Калиты Протасий, то в других списках — иноземец Шимон Африканович, приехавший в давние времена на службу к Ярославу Мудрому. Исследователь скептически отнесся к такой версии, указав, что «в XVII веке легенда о Шимоне Африкановиче была уже в полном ходу», обрастая новыми подробностями и отсылками. Н. П. Лихачев продемонстрировал это большой выдержкой из росписи рода Воронцовых и Вельяминовых, принятой в Разряде в 1686 г., где указывалась точная дата приезда Шимона в Киев — 1027 г., говорилось о его крещении и принятии нового имени — Симон, и делалась ссылка на печатный Киево-Печерский патерик. Ученый также показал, что легенда о выезжем родоначальнике-иностранце была присуща не только родословной Воронцовых и Вельяминовых, но и многим другим родословным росписям нетитулованной русской знати.

В 1903 г. гардемарин С. И. Воронцов-Вельяминов опубликовал небольшое исследование о своих предках и родственниках, живших до начала XX в. включительно. Как признавался сам автор, «мы располагали главным образом только историческими и некоторыми другими опубликованными печатными матерьялами и лишь сравнительно весьма немногими частными семейными сведениями…». Действительно, изыскания С. И. Воронцова-Вельяминова о ранних представителях рода Воронцовых и Вельяминовых были построены на сочинениях Г.-З. Байера, Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. М. Соловьева, П. В. Долгорукова, М. Т. Яблочкова, официальных изданиях дворянских родословных росписей, таких источниках, как печатный Киево-Печерский патерик, Дворцовые разряды, возможно, Собрание государственных грамот и договоров. Привлеченный С. И. Воронцовым-Вельяминовым материал просматривался им довольно внимательно, вплоть до примечаний Н. М. Карамзина к «Истории государства Российского», однако отсутствие должной подготовки, игнорирование трудов по многим частным, но важным вопросам, например, такого, как исследование Н. П. Лихачева, неумение анализировать первоисточники, отсутствие доказательности выдвигаемых положений делали работу С. И. Воронцова-Вельяминова слишком простой и малоубедительной.

По сути дела автор пересказал ту историю возникновения своего рода от выезжего варяга Шимона, что была изложена в родословных книгах, нисколько не сомневаясь в полной достоверности такой истории. Он даже поспорил с П. В. Долгоруковым, указав, что допускавшийся последним пропуск в родословной росписи Воронцовых и Вельяминовых «одного или даже нескольких поколений едва ли имеет основание», просто люди жили очень долго. Однако этот довод забывался, когда С. И. Воронцов-Вельяминов копировал у П. В. Долгорукова его стемму родственных связей Воронцовых и Вельяминовых в XIV — XV вв., включая в нее сына Протасия Вельямина и сына последнего московского тысяцкого В. В. Вельяминова Тимофея. В первом случае получалось, что с 1330 г. (к этому году С. И. Воронцов-Вельяминов относил смерть Протасия) и по 1374 г. (смерть последнего московского тысяцкого В. В. Вельяминова) сменилось 4 поколения рода, в то время как с 1027 г. (по С. И. Воронцову-Вельяминову, год приезда на Русь Шимона) по 1330 г. сменилось всего 5 поколений.

Узнав, что в Куликовской битве был убит Тимофей Васильевич, С. И. Воронцов-Вельяминов без тени сомнений решил, что погиб окольничий Тимофей Васильевич, брат последнего московского тысяцкого В. В. Вельяминова. Между тем в 1380 г. на Куликовом поле пал Тимофей Васильевич Волуй из рода Окатьевичей.

Сократив жизнь окольничего Тимофея Васильевича, С. И. Воронцов-Вельяминов вынужден был устанавливать, кто такой боярин Тимофей Васильевич, упоминаемый на втором месте среди бояр-послухов завещания Дмитрия Донского 1389 г. Здесь ему помог П. В. Долгоруков, который, исходя из ошибочных данных Никоновской летописи, написал, что Тимофей являлся четвертым сыном тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, у которого по родословцам было всего три сына. Как ухитрился этот мнимый четвертый сын В. В. Вельяминова к 1389 г. получить боярство и стать вторым лицом среди бояр, окружавших Дмитрия Донского, С. И. Воронцов-Вельяминов так же, как и П. В. Долгоруков, объяснить не смог. Никаких проблем он здесь не усматривал.

Начальную историю своего рода С. И. Воронцов-Вельяминов изложил по официальным родословным дворянским книгам XVIII — XIX вв., Киево-Печерскому патерику и изысканиям Г.-З. Байера. В итоге у него получилось, что родоначальником фамилии  Воронцовых и Вельяминовых был шведский король Олаф I, внук которого Шимон в 1027 г. приехал служить к Ярославу Мудрому. Шимон стал старейшим боярином у Всеволода, младшего сына Ярослава. Сын Шимона Георгий (Юрий) был отправлен Владимиром Мономахом в Северо-Восточную Русь, где опекал сына Мономаха Юрия (Долгорукого). Когда по прошествии многих лет Юрий Долгорукий стал киевским князем, то своему тысяцкому Георгию он передал в управление Суздальскую землю. Правнук Георгия Протасий стал тысяцким у Ивана Калиты.

Из источников, использованных С. И. Воронцовым-Вельяминовым, самым ранним был Киево-Печерский патерик, основное ядро которого, в том числе рассказы о Шимоне и его сыне Георгии, сложилось между второй четвертью XIII в. и началом XIV в. Однако, несмотря на раннее происхождение, рассказы эти содержат определенные противоречия. Так, в Киево-Печерском патерике сообщалось, что Шимон (Симон) упрашивал Феодосия Печерского молиться «о сыну моем Георгии». Феодосий Печерский скончался 3 мая 1074 г. Следовательно, Георгий родился до 3 мая 1074 г. Сам Георгий, по свидетельству того же Киево-Печерского патерика, вспоминал, что он болел «3 лhта очима, не видhх ни блеска солнечнаго», но услышал из уст Феодосия: «Прозри!» — и прозрел. Если считать, что понятие о солнечном свете появляется у человека в 2-3 года, тогда надо признать, что Георгий родился самое позднее в 1069 г. Далее в патерике приводится еще одно припоминание Георгия: «Егда бо приидохом на Изяслава Мстиславича с половци, и видhхом град высок издалеча, и идохом на нь, и никтоже не знаше, кый сей град. Половьци же бишася, язвени быша у него мнози, и бhжахом от града того». Оказалось, это было село Киево-Печерского монастыря. Последние издатели Киево-Печерского патерика датировали данный эпизод 1149 г. Но в 1149 г. суздальцы и половцы не воевали с Изяславом под Киевом и не бежали от него. Речь должна идти о майских событиях 1151 г. Если Георгий Шимонович принимал в них участие, ему должно было быть 82 года.

Украшение гроба Феодосия Печерского в Киево-Печерском монастыре связывается в патерике с пребыванием в Киеве Юрия Долгорукого и его двора. Долгорукий впервые вокняжился в Киеве в 1149 г., но прочно обосновался там с конца марта 1155 г., будучи киевским князем до своей смерти 15 мая 1157 г. Любая из приведенных дат противоречит известию Ипатьевской летописи под 1130 г.: «Георгии Ростовьскыи и тысячкои окова гробъ Федосьевъ, игумена Печерьскаго, при игумени Тимофhи». Очевидно, что сведения о Шимоне и его сыне Георгии Киево-Печерского патерика не вполне согласуются друг с другом и со свидетельствами других источников. Можно даже думать, что в 50-е гг. XII в. существовал не престарелый суздальский тысяцкий Георгий Шимонович, а его тезка. И был ли этот тезка связан родственными узами с Шимоном Африкановичем или нет, сказать сложно. Для утвердительного ответа нужны дополнительные факты и соображения. Прямолинейное решение вопроса, которое предлагал в своей брошюре С. И. Воронцов-Вельяминов, оставляло без внимания ряд деталей патерикового рассказа, а потому абсолютно верным и точным признано быть не может. Вместе с тем приведенные в брошюре биографические сведения о Воронцовых-Вельяминовых, живших в XVIII-XIX вв., представляют определенный интерес.

Начало научного изучения истории рода Воронцовых и Вельяминовых можно отнести к 1940 г., когда С. Б. Веселовский написал краткий обзор деятельности Воронцовых и Вельяминовых со времен первого московского князя Даниила Александровича по 60-е гг. XVI столетия. При жизни эту свою работу в печать С. Б. Веселовский не отдавал, она была опубликована 17 лет спустя после смерти историка. Хотя исследование С. Б. Веселовского носит несколько черновой характер, оно имеет ряд крупных достоинств. Во-первых, ученый собрал почти все сведения о старших коленах рода Воронцовых и Вельяминовых в нарративных и в документальных источниках. Во-вторых, он описал землевладение представителей этого рода, для чего привлек не только архивные материалы, но и данные топонимики. В-третьих, С. Б. Веселовский проследил служебные карьеры Воронцовых и Вельяминовых и сопоставил их со службой представителей других родов старомосковского боярства, что позволило ему оценить вклад этого рода в развитие московской, а позднее и общерусской государственности. В-четвертых, вновь поставил вопрос о степени достоверности сохранившихся родословных росписей Воронцовых и Вельяминовых, заметив, что в Государеве родословце 1555 г. родоначальником обеих фамилий назван живший в XIV в. Протасий Федорович, тогда как в иных родословных книгах — варяжский князь Африкан с сыном Шимоном или Шимон с сыном Юрием, приехавшие в XI в. на службу к киевскому князю Ярославу Мудрому.

Вместе с тем в работе С. Б. Веселовского были и определенные упущения. Разноречивые данные родословных книг использовались без учета происхождения самих книг. Точно так же не принималась во внимание генеалогия летописных сводов, и события, например, XIV в. излагались не по ранним летописным памятникам начала — первой половины XV в., а по сводам первой половины XVI в., нередко искажавшим давнее прошлое. Так, С. Б. Веселовский утверждал, что, будучи в Орде, Иван, старший сын В. В. Вельяминова, носил титул тысяцкого, как и его отец. Заключение было сделано на основании статьи 1378 г. Никоновской летописи XVI в., где говорилось о пребывании в том году «во Орде Мамаеве» тысяцкого Ивана Васильевича. Но более ранняя летопись при описании тех же событий 1378 г. ничего о пребывании в Орде Ивана Васильевича не говорит и тысяцким его не называет. Агиографические сочинения, привлеченные С. Б. Веселовским, источниковедческому анализу не подвергались и за достоверные принимались поздние и неполные свидетельства таких источников. Наконец, названия поселений, происходившие от личных имен представителей рода Воронцовых и Вельяминовых, трактовались С. Б. Веселовским исключительно как показатели того, что такие поселения являлись феодальной собственностью членов названного рода. Действительно, поселения часто назывались по именам их владельцев. Но даже во второй половине XV в. известны случаи, когда поселение называлось не по имени своего собственника, а по имени своего управленца (кормленщика). Тем не менее публикация в 1969 г. очерка С. Б. Веселовского о роде Воронцовых и Вельяминовых положила начало серьезному изучению истории этого старинного рода.

70-е гг. XX в. ознаменовались выходом в свет двух работ, повлиявших на последующие исследования о роде Воронцовых и Вельяминовых. Первая из них была посвящена истории появления и распространения родословных книг и принадлежала перу М. Е. Бычковой. Исследовательница постаралась собрать все данные о рукописях, содержащих родословные книги, распределить списки по редакциям и установить древнейшие из них. Она показала, что родословная роспись Воронцовых и Вельяминовых попала в самые ранние редакции родословных книг — Летописную и Румянцевскую. Летописную редакцию М. Е. Бычкова датировала временем после 1538 г., поскольку в статье «Род суздальских князей и новгородцких» этой редакции родословных книг была упомянута жена князя Василия Васильевича Шуйского-Немого, а князь женился 6 июня 1538 г. С другой стороны, редакция, по мнению М. Е. Бычковой, была составлена до 1550 г., когда появилась Тысячная книга, тысячники же в редакции нигде не назывались.

Однако в текстах всех трех известных к настоящему времени списков Летописной редакции родословных книг обнаруживаются признаки, свидетельствующие о ее более позднем происхождении. Так, в главе «Род Сорокоумовых начало» говорится, что старший сын Василия Глебовича Сорокоумова Григорий Криворот служил дворецким у великого князя Василия Васильевича, «прадеда царя и великого князя», т. е. Ивана Грозного. Третий сын Василия Глебовича Сорокоумова Дмитрий Бобр после успешного похода на Вятку привел в Москву 30 лучших вятчан «ко цареву великого князя прадеду». Упоминание «царя» указывает на то, что Летописная редакция была составлена не после 1538 г., а после 16 января 1547 г., когда Иван IV венчался на царство. В главе «Род Стародубских князей» назван князь Дмитрий Иванович Хилков, который «в боярстве был». М. Е. Бычкова отметила, что Д. И. Хилков упоминается как боярин в 1559-1562 гг. Однако из данного факта последовало довольно своеобразное заключение: «Единственная запись Летописной редакции, восходящая к концу 50-х годов XVI в., — известие о боярстве князя Д. И. Хилкова (Стародубские князья). Очевидно, она отражает какой-то момент редактирования протографа редакции, а не дату его составления, так как весь состав записанных лиц относится к более раннему времени». В соответствии с таким заключением М. Е. Бычкова дала следующую схему соотношения списков Летописной редакции: общий протограф 40-х гг. XVI в. всех трех списков, отдельный протограф 60-х гг. XVI в. списков Беляевского I и Воскресенского I, отдельный протограф без какой-либо даты списка Уваровского I. Из схемы следует, что общий протограф всех трех списков Летописной редакции, т. е. собственно Летописная редакция, был составлен в 40-е гг. XVI в. Однако помета к имени Д. И. Хилкова «в боярстве был» читается во всех списках Летописной редакции родословных книг. Шереметевский список придворных чинов 60-х гг. XV в. — 70-х гг. XVII в. Русского государства отмечает, что в 7072 (1563/64) г. Д. И. Хилков «выбыл» из числа бояр. А. А. Зимин сомневался в точности хронологических указаний Шереметевского списка, но отмечал, что в разрядах Д. И. Хилков последний раз упоминается в 7070 (1561/62) году. Это означает, что самая ранняя возможная дата отставки Д. И. Хилкова — 1561 год. Следовательно, Летописная редакция родословных книг могла появиться не ранее 1561 г.  Можно соглашаться с М. Е. Бычковой в том, что известие о бывшем боярстве Д. И. Хилкова — позднее, что оно вставлено в текст более ранней родословной росписи стародубских князей. Но это не дает права отвергать ее в качестве датирующего признака всей редакции. Что касается более раннего состава рода стародубских князей, зафиксированного в росписи, то такая особенность прежде всего характеризует не саму Летописную редакцию, а ее источник.

Появление Румянцевской редакции родословных книг М. Е. Бычкова также отнесла к 40-м гг. XVI в. О списке Румянцевском I, основном списке этой редакции, она написала следующее: «Протограф рукописи, вероятно, был составлен между 1541 и 1547 гг. Так, И. И. Челяднин, записанный здесь как конюший великого князя, в ней назван умершим (умер в 1541 г.), в других списках он назван конюшим царя и великого князя. Редакция записи, имеющейся в Румянцевском I списке, первична по сравнению с Государевым родословцем  и могла появиться до венчания Ивана Грозного на царство в 1547 г., но после 1541 г. Кроме того, Сигизмунд I назван в списке «нынешним королем» (царствовал до 1548 г.). К 40-м годам относится упоминание о Макарии как митрополите московском (с 1542 г)». Однако в Румянцевском I списке не говорится о смерти И. И. Челяднина, там сказано, что И. И. Челяднин «был у великого князя Ивана конюшей». Глагол «был» может указывать на смерть И. И. Челяднина, как и думает М. Е. Бычкова, но может свидетельствовать и о его отставке. М. Е. Бычкова пишет о смерти И. И. Челяднина в 1541 г. без ссылки на источник. Но в августе 1541 г. конюший И. И. Челяднин был жив. Очевидно, что Румянцевская редакция родословных книг составлялась после августа 1541 г. При этом титул Ивана IV в записи о И. И. Челяднине (не царь, а великий князь) не может указывать на время появления этой записи и Румянцевской редакции родословных книг в целом — до 16 января 1547 г., когда Иван IV стал царем. Запись могла появиться и после приведенной даты под пером человека, соблюдавшего историческую точность. Но два других хронологических признака, которые назвала М. Е. Бычкова, весьма значимы при определении времени составления Румянцевской редакции родословных книг. Первый — упоминание митрополита Макария. В главе «Род Плещеевых» Румянцевской редакции назван принадлежавший к ветви Стефана Феофановича, племянника бывшего в 1354-1378 гг. митрополитом Алексея, Чесной Васильевич, который «был у Асафа митрополита и у Макария в боярях». Хотя Макарий в этой записи митрополитом прямо не назван, речь идет о нем как о главе русской церкви. В разделе «Род Плещеевых» подчеркнуто , что «Стефанов род Фофановича весь служил у митрополитов». Митрополитом же Макарий был поставлен 19 марта 1542 г. И эта дата позволяет не рассматривать дату август 1541 г. в качестве хронологической грани, ранее которой не могла появиться Румянцевская редакция родословных книг. Она могла быть составлена только после 19 марта 1542 г.  Второй хронологический признак, выявленный М. Е. Бычковой — указание на «нынешнего» польского короля Сигизмунда I. Действительно, в главе «Начало государей литовских» Румянцевской редакции родословных книг в перечислении сыновей польского короля Казимира значится «6-й Жигимонт, нынешней король, а Жигимонтов сын Жигимонт-Август». М. Е. Бычкова отметила только год смерти Сигизмунда I — 1548 г. Точная дата смерти этого польского короля — 1 апреля 1548 г. Таким образом, предложенная М. Е. Бычковой датировка появления Румянцевской редакции родословных книг — 40-е гг. XVI в. — оказывается верной, но может быть несколько уточнена — между 19 марта 1542 г. и 1 апреля 1548 г. Последнюю дату позволительно отодвинуть до мая 1548 г. включительно, когда в Москве могло быть получено известие о смерти правителя Польши.

В главе «Родословные росписи и легенды» своей монографии М. Е. Бычкова определенное внимание уделила рассмотрению проблемы достоверности помещенных в различных редакциях родословных книг сведений о древнейшей истории рода Воронцовых и Вельяминовых. Она нашла, что подробная роспись членов этого рода идет «с последней четверти XIV в., достоверная родственная связь лиц устанавливается начиная с тысяцкого Василия Васильевича».

Самая ранняя история рода представлялась М. Е. Бычковой в более туманном виде. Четкого плана исследования этой ранней истории у исследовательницы не обнаруживается, она опиралась на реконструируемый Государев родословец 1555 г., Разрядную, Патриаршую редакции родословных книг и на редакцию начала XVII в., а не на книги самых старших редакций. Оставлены в стороне княжеские душевные и договорные грамоты, агиографические сочинения, использованы летописные памятники конца XV —  первой половины XVI в., а не более ранние своды.

Вместе с тем М. Е. Бычкова правильно указала на ошибки и несоответствия в изложении истории первых колен Воронцовых и Вельяминовых родословных книг: мнимое посажение Ярославом Мудрым своего сына Всеволода на княжение во Владимире на Клязьме (город Владимир тогда просто не существовал), отправка вместе со Всеволодом во Владимир Юрия Симоновича (Шимоновича), который, согласно Киево-Печерскому патерику, жил в конце 50-х гг. XII в., когда ему, исходя из данных родословных книг, должно было быть более 100 лет. Справедливы замечания, что «ветвь Вельяминовых самая путаная, они не помнят родоначальника…», что «слишком велики хронологические разрывы в упоминаниях о лицах». Казалось бы, такие наблюдения должны были привести к четкому выявлению того, что правильно и что неправильно в родословной росписи Воронцовых и Вельяминовых, но исследовательница от такого определения уклонилась. Она попыталась примирить легендарную, содержащую явно недостоверные исторические данные, часть родословной росписи Воронцовых и Вельяминовых с частью достоверной. Наличие в росписи больших хронологических разрывов, указанных, к сожалению, не конкретно, как у П. В. Долгорукова, а в общем виде, М. Е. Бычкова объяснила пропусками между поколениями, а не, например, плохой временноvй состыковкой между достоверной и недостоверной частями росписи. Текст родословных книг о родоначальнике рода Воронцовых и Вельяминовых Симоне Африкановиче она возвела к  очень ранней устной  легенде этого рода, отвергнув поvзднее влияние Киево-Печерского Патерика на том основании, что  нет «прямого текстологического заимствования у родословия из Патерика». Но как же тогда объяснить появление в родословной росписи имен князя Ярослава, его сына Всеволода, приехавшего на Русь Симона Африкановича и Юрия Симоновича? Причем в данном случае речь идет не о создании письменного памятника, где могли бы быть «прямые текстологические заимствования», а о формировании легенды, вначале устной, преследовавшей определенные цели. Между родословной росписью Воронцовых и Вельяминовых и Киево-Печерским патериком совпадают и некоторые «сюжетные» линии: служба знатного мужа-иноземца у Всеволода Ярославича, переезд из Киева в Северо-Восточную Русь Юрия Симоновича. В XVI в. все такие данные можно было получить, только будучи знакомым с текстом значительно более раннего Киево-Печерского Патерика.

В 1977 году увидела свет работа Б. А. Воронцова-Вельяминова, посвященная ранней истории  рода Воронцовых и Вельяминовых. Уже само название работы — «К истории ростово-суздальских и московских тысяцких» — говорило о том, что ее автор не сомневается в происхождении московских тысяцких Вельяминовых от тысяцких Северо-Восточной Руси домонгольского времени, хотя в начале статьи указывалось, что «установление преемственности московских тысяцких от ростово-суздальских было бы важным фактом для изучения ранней истории Московского княжества», т. е. такое установление объявлялось делом будущих исследований. Отталкиваясь от свидетельств главы «Род Воронцовых и Вельяминовых» в родословных книгах, автор подробно разобрал сообщения Киево-Печерского Патерика о варяге Якуне «Слепом», его брате Африкане, сыне Африкана Шимоне и сыне Шимона Георгии, который стал суздальским тысяцким при правлении в Суздале Юрия Долгорукого. При этом в представлении Б. А. Воронцова-Вельяминова быть суздальским тысяцким значило быть и ростовским тысяцким. «Георгий Шимонович — первый тысяцкий Ростова, упоминаемый источниками прямо как таковой» — утверждал автор статьи, очевидно, имея в виду сообщение 1130 г. Ипатьевской летописи о поковании раки Феодосия Печерского, но там определение «Ростовьскыи» относилось к имени «Георгии», а не к термину «тысячкои». Далее Б. А. Воронцов-Вельяминов писал об одном тысяцком и для Ростова, и для Суздаля и о суздальско-владимирском тысяцком Георгии  Шимоновиче, совершенно не учитывая того обстоятельства, что при жизни Юрия Долгорукого Владимир был центром владений его сына Андрея Боголюбского, а исполнять должность тысяцкого и во владениях отца, и во владениях сына одновременно Георгий  Шимонович просто не мог. В статье утверждалось, что предки московских тысяцких выехали в последней трети XIII в. в Москву из Владимира (за достоверное принималось свидетельство Летописной редакции родословных книг)  и Ростова (неверно оцененное свидетельство Жития Сергия Радонежского), что «надо понимать как выезд из княжеств Владимиро-Суздальского и Ростовского». Но как владимиро-суздальский тысяцкий мог быть и тысяцким ростовским? В последней трети XIII в. Владимир, Суздаль и Ростов были столицами трех самостоятельных княжеств, и выезд оттуда в Москву одного человека — предка Воронцовых и Вельяминовых, исполнявшего должность тысяцкого в трех разных княжествах, нельзя объяснить даже с помощью самой богатой фантазии.

Б. А. Воронцову-Вельяминову осталось неизвестным то обстоятельство, что в XIV в. тысяцкие были не только в Московском княжестве, но и в Тверском и в Нижегородском. Все эти княжества в разное время выделились из Владимирского княжества, которое было преемником княжества Суздальского, а последнее — наследником Ростовской земли. Если полагать, что тысяцкие старых политических центров переходили в столицы новых княжеств, на чем настаивал автор статьи о ростово-суздальских и московских тысяцких, то надо будет признать, что московские, тверские и нижегородские тысяцкие происходили от одного предка, что совершенно противоречит свидетельствам исторических источников. И неверными оказываются не источники, а основополагающие исследовательские допущения.

В том же году М. Е. Бычкова опубликовала древнейшие Летописную и Румянцевскую редакции родословных книг.

Через 4 года Б. А. Воронцов-Вельяминов напечатал небольшую заметку, посвященную истории рода Воронцовых и Вельяминовых во второй четверти XIV — начале XV вв., где кратко описал деятельность представителей этого рода в указанное время. Особое внимание он обратил на отмену должности тысяцкого в Московском княжестве после смерти в 1374 г. В. В. Вельяминова, но недостаточно четко представляя себе функции тысяцких и изменения в политическом положении Московского княжества, вынужден был следовать беглым суждениям историков XIX — первой половины XX вв.